Иногда кажется, что мир настроен против тебя. Особенно несчастным и потерянным себя чувствуешь, тогда тост падает маслом вниз, сахар просыпается мимо кружки, и вообще это была последняя ложка кофе. Радовало, что сегодня у Заха по графику выходной и можно было вдоволь насладиться ничем. Возможно, дописать контрольную, срок который выходил в субботу. А может, прогуляться до ближайшего питомника и выбрать, наконец, себе щенка – в прошлый раз ему приглянулась ушастая рыжая дворняга с белым пятном на макушке. Правда, если та девушка снова начнёт рассказывать, насколько милый вон тот котёнок, которого подобрали буквально на недавно улице, тощего и облезлого, сидящего в раскисшей от дождя коробке, и теперь он только и ждёт, когда же любящие хозяева его приютят, ему останется лишь спасаться бегством. Возможно, когда-нибудь он научиться не пасовать перед чужим напором. Но не сегодня. Не завтра. И чёрт, пакетированного чая тоже не осталось!
В сердцах захлопнув дверцу кухонного шкафа, Зах, как был в одних плавках, вышел на унизительных размеров балкон и залил досаду несладким кофе. Лицо протестующе сморщилось, желудок оскорблённо возмутился. Пожалуй, слишком хреновое послеполуденное утро, чтобы омрачать его учёбой или чем бы то ни было. Можно, конечно, пробежаться по магазинам – сегодня на ужин он планировал в очередной раз одуреть от собственного же количества приправ. Можно, конечно, на полдня вернуться на работу – даже такие скромные деньги не будут лишними. Или, ну только как вариант, послать всё к чёртовой матери и умотать за город, как это бывало. Взять напрокат велик и уехать к побережью по окружной дороге. Или докатиться до Долины и проваляться там с книгой в руках – начатая и позабытая «Цитадель» Экзюпери его странно нервировала. Конечно, можно остаться и дома и разобрать, наконец, коробки. Они пылятся за дверью уже не первый год, а сил заглянуть в мамины альбомы с фотографиями он в себе пока не нашёл. На прошлой неделе позвонили новые владельцы его бывшего дома в Деревне; он оставил им свой номер на всякий случай. Нашли в подвале очередную коробку со старыми деревянными игрушками. Наверное, ещё от мамы остались. Выкинуть было жаль, а своих детей у пары пока не было. Но и Зах не особо торопился. Отговорился работой, отсутствием времени и что свяжется, как только сможет. Прошла неделя, а он всё никак не мог.
Он потёр затёкшую шею, зевнул, хрустнув челюстью, и утвердительно кивнул сам себе. Всё-таки, велосипед – наилучший вариант.
«…»
Действительно. Зачем спать дома, когда можно спать на зелёном лугу.
Изначально он действительно читал. Ёрзал, когда трава неприятно покалывала сквозь майку. Нервничал, когда позади сквозь шелест и треск доносились писк и шуршание. Не мог сосредоточиться, потому что ветер вырывал книгу из рук. И как итог, созерцание облаков с унылым выражением лица обернулось приятной дневной дрёмой, окончившейся приблизительно закатом и похолоданием. Он чувствовал, что ещё немного – и утонет в холодной росе. Успел пожалеть себя и что не взял с собой куртку. И что стемнело настолько,  что дорогу было не разглядеть, а Зах естественно же забыл, с какой стороны она ближе. Он приехал со стороны Золотой Бухты, и это был один из тех случаев, когда на свет было идти разумно и, в общем-то, не особо вариативно.
Подобрав с травы завалившийся велосипед, с закинутым на спину рюкзаком он с самым несчастным и пришибленным видом поплёлся в сторону огней. Судя по силуэту Рычащей, углубился дальше, чем предполагал, и теперь быстрее было добраться до фермы. Окутанная зловещими тайнами гора окаймилась ещё и низкими облаками. Отсветы недавнего заката делали её ещё более пугающей. Лучшего места для поздней прогулки сложно было придумать. Разве что Ведьмин полуостров. Но Зах знал его вдоль и поперёк, даже спустя столько лет с закрытыми глазами бы определил, в какой стороне деревенская дорогая. В этой части острова он бывал редко. По малолетству не пускала мать, а потом было не до того.
Когда под ногами рассыпчато зашуршал гравий, а потом и асфальт, Зах воспрял духом, не без опаски оглядел огни фермы и прицепил на велосипед светоотражающие значки – мало ли, вдруг найдёт авантюрист, который катается по острову поздней ночью. И пока он, весь такой восторженный и обрадованный хоть чем-то в столь дерьмовый день, катился по шуршащей дороге, вдоль обочины тянулись и все больше вытягивались тощие деревца. Он знал, что развилка прямо за горой, за густым подножием с диким зверьём и чёрт знает ещё. А он, судя по новостным сводкам, нынче не шутит. И именно сейчас, когда Зах хотел лишь поскорее попасть домой, ведь с утра на работу и опозданий начальница очень не любит, ему в голову стала лезть всякая чертовщина.
Он и правда осознал, насколько сильно его пугает темнота. Даже луна, каждую ночь такая ослепительно яркая, не помогала бороться с нагнетаемым ужасом. Чем дальше Зах ехал, тем меньше лунного света просачивалось через кроны высоких деревьев. И тем выше казалась окутанная легендами и сказками гора. А металлический лязг заставил его едва не взвизгнуть от ужаса. Всего лишь слетевшая цепь. Волочилась по земле понурым собачьим хвостом. Закари от души выругался. Именно сейчас подобной подлянки ему хотелось меньше всего. Не будучи трусом, но имея привычку пасовать перед трудностями, он меньше всего хотел испытывать себя подобными ситуациями. Блять, серьёзно? Ну почему сейчас? Он брал этот велик уже не первый раз, и надо же было Провидению потревожить его нежную душонку в такой момент.
Дотащив велосипед до ближайшего знака, он с досадой обнаружил, что разрядился мобильник и подсветить цепь ему совершенно нечем. Да и дорога проходила почти вплотную к горе, так, что луны не было видно. И кругом была лишь липкая и промозглая тьма. Зато звёзды сияли ярче обычного. И вот, любуясь ими и ощущая себя в полной заднице, в гробовой тишине он чётко различил хруст. А затем, хотя, скорее всего, ему показалось, приглушённые голоса. И всё было бы прекрасно, если бы звук исходил откуда угодно, только не со стороны Рычащей.
Пока Зах обдумывал, что же лучше: свалить по-тихому или дать волю детскому любопытству, он успел на пару десятков метров углубиться в лес. А когда сдавать назад было поздно, обнаружил и источник звука: едва различимые в темноте силуэты. И хорошо, что он был достаточно далеко, ведь ещё можно успеть сделать ноги.
А наутро прочитать в заголовке об очередной жертве, найденной у подножие Рычащей горы.
Да чтоб какая-то чертовщина приключилась перед самым носом и он её снова пропустил – не в этот раз.

Отредактировано Zachary Attwood (02.07.15 23:00:28)

And I will never stop or turn away
Further into danger I will stray

«Поделить их»? Амос понадеялся, что он ослышался. Потому что если нет… Он тяжело сглотнул — подобные слова не предвещали абсолютно ничего хорошего. Всё происходящее, впрочем, тоже.
Лет с двенадцати Амос твердо знал, каким словом можно охарактеризовать ситуацию, когда тебя обступают незнакомые люди с явно недружелюбными намерениями.
Слово это было «пиздец».
И его явно не хватало, чтобы в полной мере описать происходящее, потому что… потому что это был, блядь, полный, абсолютный и беспросветный (во всех смыслах) пиздец.
Ещё Амос знал, когда именно пора унести свою драгоценную задницу как можно подальше — и так вот, сейчас был как раз тот самый момент, когда нужно было делать ноги, и чем быстрее, тем лучше.

Он был, конечно, не совсем законопослушным молодым человеком и за весь срок своего пребывания на острове успел не раз побегать как от полиции, так и от недовольных граффити граждан, но до этой ночи леди удача была на его стороне — во-первых, он ни разу не попадался, а во-вторых, он ни разу не натыкался на тех, кем полиция занималась по-настоящему. И вот, пожалуйста.  Наткнулся. Леди и впрямь оказалась крайне переменчивой.

Правда, отвернулась она от него не до конца, потому что на сцене появился еще один действующий персонаж, на которого тут же отвлекся один из “бандитов”. Амос прикинул свои шансы и решил, что пятеро лучше, чем шестеро, и пусть этот чувак как-нибудь выпутывается сам. У него самого не было ни возможности, ни желания играть в благородного рыцаря только для того, чтобы про него потом писали в местных газетах… в разделе некрологов.

Пульс у Амоса зачастил так, что стал отдавался в ушах, а кончики пальцев похолодели. Он знал о принципах самообороны, первый и последний из которых гласил «беги», и до этого момента всегда им следовал. Но убегать сразу от шестерых… хорошо, пятерых, раз один  отвлекся — ему ни разу не доводилось. Поэтому он решил рискнуть — и, едва один из той троицы, что окружала его, подошел достаточно близко, Амос ударил его ногой в пах изо всей силы.

О'кей, это было грязно, недостойно и вообще, если он попадется, ему будет очень, очень хреново. Но как еще можно быстро вывести из строя хотя бы одного? Он не мог надеяться, что силы его удара хватит на то, чтобы один из них заработал себе сотрясение, а удар по яйцам есть удар по яйцам. Стопроцентная гарантия.

После удара Амос развернулся и бросился бежать, не разбирая дороги. Ночная темнота изредка разбавлялась более светлыми вспышками, когда облака, закрывавшие луну, становились совсем-совсем тонкими, но это не очень помогало в попытками понять, куда он, собственно, бежит. Куда-то в лес, определённо, потому что пара веток хлестнула его по лицу, едва не задев глаз; и Амос не мог понять, хорошо это или плохо. Был бы он в городе, он бы знал, куда бежать, но лес… Блядь, ему конец.

По ощущениям, он бежал жутко долго и медленно, но доверять своим чувствам в этот момент, когда сердце бешено бьётся где-то у горла — последнее дело. Он был уверен, что его вот-вот догонят, а за спиной ему чудилось чужое тяжёлое дыхание.